Реактивность сна к стрессу и инсомния: показатели сна и молекулярные маркеры

Актуальность. Исследователями ведется поиск признаков, предрасполагающих к развитию инсомнии. С данной целью была разработана концепция реактивности сна к стрессу — характеристики, в соответствии с которой повышается вероятность нарушения сна после стрессового воздействия. Существует необходимость объективизации показателей, изменяющихся при повышенной реактивности сна к стрессу. Цель исследования — выявление объективных показателей сна и молекулярных маркеров реактивности сна к стрессу для определения ее места в структуре профилактики и коррекции инсомнического расстройства. Материалы и методы. В исследовании приняли участие 42 человека с жалобами на нарушения сна и 23 добровольца без значимых жалоб на проблемы со сном в возрасте от 18 до 72 лет, из них 19 мужчин и 55 женщин, исключены 9 человек. Оценка реактивности сна к стрессу производилась с помощью опросника Ford Insomnia Response to Stress Test (FIRST). Для скрининга тревожности использовался Интегративный тест тревожности. Оценка показателей сна производилась с помощью полисомнографии (ПСГ). Утром после ПСГ собирались образцы плазмы крови для определения нейротрофического фактора мозга (BDNF), а также в течение одной недели после ПСГ был проведен сбор суточной мочи для определения уровня метаэпинефринов. Результаты. Обнаружено, что среди лиц с низкой реактивностью сна к стрессу с низким уровнем тревоги — 64 % без жалоб на нарушения сна, а при высокой реактивности в сочетании со средне-высоким уровнем тревоги — 79 % с инсомнией. По показателям ПСГ обнаружены значимые различия в группах с низкой и высокой реактивностью: в группе с низкой реактивностью была выше эффективность сна и доля второй стадии медленного сна, а также ниже латентность ко сну и время бодрствования после начала сна. Кроме этого, у лиц с низкой реактивностью выше содержание BDNF в крови, и оно положительно коррелирует с содержанием метаэпинефринов в моче и абсолютной длительностью третьей стадии медленного сна, отрицательно — с латентностью ко сну. Заключение. Лица с высокой реактивностью сна к стрессу имеют более низкие показатели качества и глубины сна, что совпадает с результатами других исследований. Можно предположить, что уровень BDNF является маркером реактивности сна к стрессу и свидетельствует о потенциальной адаптации к стрессу.

1. Morin CM, Carrier J. The acute effects of the COVID-19 pandemic on insomnia and psychological symptoms. Sleep Med. 2021;77:346–347. doi:10.1016Zj.sleep.2020.06.005

2. Dopheide JA. Insomnia overview: epidemiology, pathophysiology, diagnosis and monitoring, and nonpharmacologic therapy. Am J Manag Care. 2020;26(4 Suppl):S76–S84. doi:10.37765/ajmc.2020.42769

3. Sateia MJ. International classification of sleep disorders-third edition: highlights and modifications. Chest. 2014;146(5):1387–1394. doi:10.1378/chest.14-0970

4. Lin L, Wang J, Ouyang X, Miao Q, Chen R, Liang FX et al. The immediate impact of the 2019 novel coronavirus (COVID-19) outbreak on subjective sleep status. Sleep Med. 2020;77:54–348.

5. Drake CL, Pillai V, Roth T. Stress and sleep reactivity: a prospective investigation of the stress-diathesis model of insomnia. Sleep. 2013;37(8):1295–1304.

6. Полуэктов М. Г., Пчелина П. В. Хроническая инсомния: современная модель «трех П» и основанные на ней методы лечения. Журнал неврологии и психиатрии им. C.C. Корсакова. 2015;115(12):141–147. doi:10.17116/jnevro2015115112141-147

7. Holsboer F, Ising M. Stress hormone regulation: biological role and translation into therapy. Annu Rev Psychol. 2010;61:81–109. doi:10.1146/annurev.psych.093008.100321

8. Miller GE, Chen E, Zhou ES. If it goes up, must it come down? Chronic stress and the hypothalamic-pituitary-adrenocortical axis in humans. Psychol Bull. 2007;133(1):25–45.

9. Riemann D, Spiegelhalder K, Feige B, Voderholzer U, Berger M, Perlis M et al. The hyperarousal model of insomnia: A review of the concept and its evidence. Sleep Med Rev. 2010;14(1):19–31. doi:10.1016/j.smrv.2009.04.002

10. Javaheri S, Redline S. Insomnia and risk of cardiovascular disease. Chest. 2017;152(2):435–444. doi:10.1016/j.chest.2017.01.026

11. Grimaldi D, Reid KJ, Papalambros NA, Braun RI, Malkani RG, Abbott SM et al. Autonomic dysregulation and sleep homeostasis in insomnia. Sleep. 2021;44(6):zsaa274. doi:10.1093/sleep/zsaa274

12. Giese M, Unternährer E, Hüttig H, Beck J, Brand S, Calabrese P et al. BDNF: an indicator of insomnia? Mol Psychiatry. 2014;19(2):151–152. doi:10.1038/mp.2013.10

13. Berry RB, Brooks R, Gamaldo CE, Harding SM, Marcus CL, Vaughn BV. The AASM manual for the scoring of sleep and associated events: rules, terminology and technical specifications, version 2.5. Darien, IL: American Academy of Sleep Medicine. 2018.

14. Eisenhofer G, Peitzsch M, Kaden D, Langton K, Mangelis A, Pamporaki C et al. Reference intervals for LC-MS/MS measurements of plasma free, urinary free and urinary acid-hydrolyzed deconjugated normetanephrine, metanephrine and methoxytyramine. Clin Chim Acta. 2019;490:46–54.

15. Drake CL, Friedman NP, Wright KP, Roth T. Sleep reactivity and insomnia: genetic and environmental influences. Sleep. 2011;34(9):1179–1188. doi:10.5665/SLEEP.1234

16. Kalmbach DA, Pillai V, Arnedt JT, Drake CL. Identifying at-risk individuals for insomnia using the ford insomnia response to stress test. Sleep. 2016;39(2):449–456.

17. Бизюк А. П., Вассерман Л. И., Иовлев Б. В. Применение интегративного теста тревожности: методические рекомендации. СПб, Изд-во НИПНИ им. В. М. Бехтерева; 2003. 23 с.

18. Zung WW. A self-rating depression scale. Arch Gen Psych. 1965;12:63–70.

19. Ohayon M, Wickwire EM, Hirshkowitz M, Albert SM, Avidan A, Daly FJ et al. National Sleep Foundation’s sleep quality recommendations: first report. Sleep Health. 2017;3(1):6–19. doi:10.1016/j.sleh.2016.11.006

20. Bonnet MH, Arand DL. Situational insomnia: Consistency, predictors, and outcomes. Sleep. 2003;26(8):1029–1036.

21. Chen I, Jarrin D, Rochefort A, Lamy M, Ivers H, Morin C. Validation of the French version of the Ford insomnia response to stress test and the association between sleep reactivity and hyperarousal. Sleep Med. 2015;16:S238.

22. Бочкарев М. В., Кулакова М. А., Кемстач В. В., Гордеев А. Д., Заброда Е. Н., Осипенко С. И. и др. Симпатоадреналовая активность и сон — поиск маркера гиперактивации при инсомнии. Артериальная гипертензия. 2021;27(5):546–552. doi:10.18705/1607-419X-2021-27-5-546-552

23. Vgontzas AN, Bixler EO, Lin H, Prolo P, Mastorakos G, Vela-Bueno A et al. Chronic insomnia is associated with nyctohemeral activation of the hypothalamic-pituitary-adrenal axis: clinical implications. J Clin Endocrinol Metab. 2001;86(8):3787–3794. doi:10.1210/jcem.86.8.7778

24. Smith MA, Makino S, Kvetnansky R, Post RM. Stress and glucocorticoids affect the expression of brain-derived neurotrophic factor and neurotrophin-3 mRNAs in the hippocampus. J Neurosci. 1995;15(3 Pt 1):1768–1777.

25. Nibuya M, Morinobu S, Duman RS. Regulation of BDNF and trkB mRNA in rat brain by chronic electroconvulsive seizure and antidepressant drug treatments. J Neurosci. 1995;15(11):7539–7547.

26. Lakshminarasimhan H, Chattarji S. Stress leads to contrasting effects on the levels of brain derived neurotrophic factor in the hippocampus and amygdala. PLoS One. 2012;7(1):e30481.

27. Giese M, Unternaehrer E, Brand S, Calabrese P, Holsboer-Trachsler E, Eckert A. The interplay of stress and sleep impacts BDNF level. PLoS ONE. 2013;8(10):e76050. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0076050

28. Schmitt K, Holsboer-Trachsler E, Eckert A. BDNF in sleep, insomnia, and sleep deprivation. Ann Med. 2016;48(1-2):42–51. doi:10.3109/07853890.2015.1131327

29. Dijk DJ. Regulation and functional correlates of slow wave sleep. J Clin Sleep Med. 2009;5(2 Suppl):S6–15.

30. Notaras M, van den Buuse M. Neurobiology of BDNF in fear memory, sensitivity to stress, and stress-related disorders. Mol Psych. 2020:25(10):2251–2274. doi:10.1038/s41380-019-0639-2